Лайонел почувствовал на правом плече шевеление — Орми, не пожелавшая остаться в подземном дворце, прильнула к его шее и обхватила ее когтистым крылом. Он с трудом мог представить, что этого своенравного рогатого дракончика можно чем-то пронять. Блестящие черные глазки смотрели на него внимательно, не мигая.

«Не нужна тебе эта рыжая ведьма», — с ревностным жаром заявила летучая мышь.

На память пришли слова, сказанные ему Катей посреди ледяного моря Уэддла: «Я горю, потому что ты инквизитор». Как же она оказалась не права, не он был ее инквизитором, а она его. И сожгла все мосты к отступлению, сожгла весь его мир вокруг себя, не оставив ничего, потому что эгоистично, как капризный ребенок, хотела единолично быть центром его вселенной. На меньшее бес был не согласен, и за те дни, что они провели вместе, молодой человек осознал в полной мере: или он сделает девушку счастливой, или ее придется отпустить. Слишком свободный, не привыкший подчиняться и жить от взгляда до взгляда любимых глаз, он сам уже не знал, что страшнее, отказаться от нее или бороться и заполучить ее на свою голову.

«Не думай о ней», — обиженно вмешалась Орми.

Лайонел легонько ущипнул мышь за острый коготь на крыле.

— Если я верну ее, — пробормотал он, — она пустит тебя на воротник, а то и поджарит.

«Не нужна она тебе, — заявила Орми и, видя, что на него не очень-то подействовало, прибавила: — А ты не нужен ей, рог даю на отсечение, она целовалась с твоим братом с огромным удовольствием. Да что я говорю, ты не слепой, сам видел!»

Молодой человек кивнул. Но мог ли он винить ее в том, к чему сам склонил? Конечно, мог. Если бы только он застал ее все такую же безжизненную, сидящую, как и говорил Йоро, в своей комнате, с тоской глядя в стену... Он же увидел ее другой, целующейся на скамеечке в парке с каким-то мальчишкой. А теперь и с Вильямом.

Лайонел сердито стиснул зубы. Ждал ли от нее верности? Несомненно. Ведь ему самому не хотелось ни одну другую женщину, и сейчас, смиряя гордыню, он осознавал, что его чувства куда сильнее, глубже, чем ее чувства к нему. И огненный бес был способен пойти на измену, а если так, то с прошлым тот окончательно решил порвать.

«Я буду всегда тебя ждать», — прозвучал в голове ее звонкий голос, от чего сердце как будто легонько кольнуло. Лайонел выступил из-за стены пятиэтажки, где все это время стоял, но что-то заставило его обернуться. Он не сразу понял, что не так в знакомом до мелочей дворике, а когда наконец увидел, сразу точно отрезвел. Большого деревянного дома, черного после пожара, без окон и дверей, дома, где он впервые поцеловал Катю, больше не было.

Молодой человек медленно пошел по родной улице — длинной и пустынной. Вдали призывно манили желтым светом фонари, а тут — царил полумрак, рассеиваемый лишь белым сиянием луны.

Молодой человек мельком взглянул на темные окна своего дома, затем вытащил из кармана телефон и сухо сказал в него:

— Все отменяется.

Летучая мышь расправила крылья и радостно взмыла в воздух, а когда вернулась на плечо, провозгласила: «Таким как ты, Лайонел, не нужны глупые девицы с их нежностями! Только пожелай и у тебя будет любая, даже самая красивая и недоступная!»

Он снисходительно посмотрел на Орми.

— Таким, как я, дорогая, любая не подходит. Мне нужна та единственная, которую я не могу получить.

Глава 22

Шокирующие признания

Катя попыталась приподнять лиф платья, полагая, что то слишком откровенно. Белое, в греческом стиле, с открытыми плечами, длинное, покрытое алмазной пылью, точно засахаренное.

— Не нужно, — мягко убрала ее руки от лифа Ксана, — все прекрасно.

Катя смиренно уселась на пуф, позволяя служанке заняться волосами. Та долго расчесывала их гребнем, девушке даже хотелось поторопить ее, но она не решилась. С того дня, как выпросила у Ксаны прощение и предложила стать подругами, ту словно подменили. Она постоянно улыбалась, напевала себе под нос и старалась предупредить ее малейшее желание. Девушка терялась в догадках. Что произошло с вампиршей, бесконечно раздражавшей ее? Ксана теперь не казалась хищной дрянью, от нее исходила одна лишь положительная энергия. И ненавидеть ее, как прежде, уже не получалось.

— Ах, — вздохнула Катя, — неужели некому было больше устроить прием, кроме этой мерзкой Тьеполо! Я не могу ее видеть, просто не могу!

Ксана тактично не прокомментировала ее слова, лишь проронила: «Последний прием весны, большое событие». Тогда девушка повернула голову и, подняв глаза, полюбопытствовала:

— Тебе нравится Анжелика?

Служанка помолчала, а потом уточнила:

— Как женщина?

Катя недоуменно вскинула брови, а Ксана поспешила ответить:

— Нет, не тот тип, который мне симпатичен.

Ненадолго повисло молчание. Катя смотрела на бриллиантовое колье — подарок Лайонела, лежащее на столике. Она старалась поменьше думать, вспоминать, но чаще всего какие-то вещи, попавшись на глаза, сметали на пути к мыслям о Лайонеле все преграды.

— Какую прическу будем делать? — бодро спросила Ксана.

— A-а, оставь так, — передернула плечами девушка, вырываясь из плена воспоминаний, куда ее утягивал лед холодных голубых глаз, так часто возникающих перед ней.

— Не хотите прическу? — огорчилась служанка, но послушно отложила гребень и с каким-то непонятным Кате благоговением провела ладонями по ее волосам от затылка до конца спины. — Вы очень хорошенькая сегодня.

— Благодарю, — несколько растерялась девушка, продолжая сидеть на пуфе, глядя на туалетный столик.

— Ой, совсем забыла, — вскрикнула Ксана, хватая колье. Она долго возилась с застежкой и, чувствуя осторожные прикосновения ее пальцев на своей коже, Катя никак не могла расслабиться.

— Вы очень напряжены, — разминая ей плечи, заметила служанка. Когда ее прикосновения стали больше походить на поглаживания, девушка напряглась еще больше. В поведении Ксаны было явно что-то не так.

— Довольно, — хрипловато попросила Катя. Уже некоторое время, находясь рядом с Ксаной, ее преследовало ощущение, словно она уже все это видела и понимает происходящее. Но от чего-то сама суть каждый раз ускользала, заставляя нервничать и ломать голову.

Руки служанки съехали по плечам.

— Вы такая хорошенькая, — повторила Ксана.

И тут до Кати дошло, кого все время ей напоминала служанка — Вильяма. Тот тоже пытался предупреждать все ее желания и никогда не упускал возможности прикоснуться к ней. От ошеломительной догадки внутри все сжалось, Катя в упор посмотрела на Ксану и пробормотала:

— Что с тобой?

Служанка не сразу поняла смысл вопроса, с минуту она молча улыбалась, просто глядела на хозяйку. А потом вздохнула и, отводя взгляд, с тихим смехом сказала:

— Как же долго вы не понимали.

Катя хотела подняться, но Ксана нежно положила руку ей на плечо и проведя пальцами по шее, прошептала:

— Вы так ревновали к Лайонелу и видели во мне только врага...

Девушке хотелось убрать от себя руку, ласкающую ее шею, но ей было ужасно неловко, поэтому она продолжала сидеть, во все глаза глядя на служанку.

— Вы спрашиваете, нравится ли мне Анжелика. — Ксана чуть наклонилась вперед. — Когда-то давно от ее красоты у меня захватывало дух, но то же я могу сказать и о Лайонеле, он так неописуемо хорош собой. А вы другая... — Она приподняла прядь кудрявых рыжих волос и пропустила их сквозь пальцы. — Когда я вижу вас, мне кажется, мое сердце снова бьется. Да так сильно, можно задохнуться. И ваше безразличие ранит меня, как ни ранили бы даже самые изощренные оскорбления от кого-то другого. Я видела, что совсем, совсем не нравлюсь вам и мне хотелось вас возненавидеть, но я не могла.

— Господи, — все, что сумела выдавить из себя Катя. Некоторое время, глядя на свои руки, сложенные на коленях, она молчала, пока ее не поразила одна вещь.

— Но зачем ты взяла туалетную воду Лайонела? Я думала, ты фанатично влюблена в него!